«Школа волшебства» и другие истории - Михаэль Андреас Гельмут Энде
Погружённый в свои мысли, он вдруг увидел полицейских в чёрных кожаных куртках, которые следили за порядком в метро. Герман быстро спрятался за колонну и стал наблюдать, как они склонились над Эйнштейном и потрясли его за плечо, пытаясь разбудить. Тот в ответ только лепетал что-то невразумительное и, казалось, совершенно не собирался вставать. Они подняли его с пола, подхватили под руки и, поддерживая с двух сторон, увели прочь. Когда все трое проходили мимо Германа, бродяга посмотрел мальчику в лицо, но, похоже, так ничего и не вспомнил.
– Извините, господа, – услышал Герман его голос, обращённый к служителям порядка, – в каком столетии мы, собственно говоря, в данный момент находимся?
Однако те не удостоили его ответом.
Герман ещё долго глядел им вслед.
Нет, таким, как Эйнштейн, он стать не хотел. Хотя был уже на полпути к этому – теперь он это ясно видел. Разница была лишь в том, что он только начал прогуливать, а вот Альберт прогуливал уже всю жизнь.
Герман решил немедленно стать другим человеком. С этого момента он хотел быть честным, прилежным учеником, примером для подражания, отрадой для родителей и учителей. Он сейчас же отправится в школу и откровенно признается в своём проступке, какое бы наказание ему за это ни грозило. Оно всё равно будет последним, поскольку подобная история никогда больше не повторится.
Правда, уже в следующую секунду выяснилось, что это благое намерение крайне трудно осуществить. В кармане у него не осталось ни гроша, без денег он не мог купить билет, а без билета, получается, не мог сесть в метро, то есть, конечно, мог, но тогда пришлось бы ехать «зайцем». А это означало, что он, прежде чем начать честную жизнь, должен совершить ещё один неприглядный поступок. И, если его при этом поймают, ему придётся заплатить штраф в пятьдесят марок, которых у него тоже не было, поэтому его упекут за решётку, потом сообщат об этом родителям, те от него отрекутся и никогда больше не пожелают иметь с ним ничего общего…
Герман начал тихонько всхлипывать и шмыгать носом.
И всё-таки он вынужден был на это пойти, у него просто не было выхода. Во всяком случае, ему стоило хотя бы попробовать, даже если он был почти уверен, что попадётся.
Продолжая шмыгать носом, он принялся изучать схему метро и разобрался, что сперва ему нужно доехать до центра по восьмой линии и там сделать пересадку на пятую, которая и ведёт в район школы. Всхлипывая, он спустился на эскалаторе вниз. Всхлипывая, доехал до центра и, всхлипывая, пересел на пятую линию. И всю дорогу его не покидало ощущение, что люди вокруг смотрят только на него. Но почему-то он никогда ещё не чувствовал себя таким одиноким.
Когда он наконец доехал до нужной станции и поднялся наверх, то испытал чувство безграничного облегчения. Контролёр его не поймал, всё ещё раз сошло ему с рук. Он был так благодарен Богу, что просто сгорал от нетерпения доказать на деле своё желание исправиться.
Он свернул за угол и увидел перед собой здание школы. Ворота во двор были открыты, и как раз в эту минуту на улицу вылетела пёстрая шумная ватага. Занятия закончились, он безнадёжно опоздал и уже при всём желании ничего не мог изменить.
Герман спрятался в ближайшую подворотню, чтобы его не заметили одноклассники и уж тем более учителя. Когда все наконец разошлись, он, продолжая чихать, тоже поплёлся домой.
Он был уязвлён в самое сердце. Выходит, его благие намерения никого не интересовали, даже Господа Бога, иначе тот мог бы устроить всё чуточку не так. Уж какого-то – хотя бы самого крошечного – внимания он всё-таки заслужил.
И когда он теперь явится домой, жизнь потечёт по-прежнему, с этими бесконечными «Герман, сделай то!», «Герман, сделай это!», с Кларой и со всем остальным. И он опять превратится в пустое место. Как в таких условиях человек может стать лучше? Теперь у него вообще пропало желание хоть что-то менять. Он мог лишь надеяться на то, что схватит воспаление лёгких и скоро умрёт.
Когда он тихо затворил за собой дверь, мама окликнула его из кухни:
– Герман, это ты?
Не получив никакого ответа, она вышла в прихожую и испуганно всплеснула руками:
– Ах ты, господи, что с тобой стряслось? Ты что, в воду упал, Герман? Ты же насквозь промок! И почему ты такой чумазый?
Герман по-прежнему ничего не отвечал. Сейчас он и в самом деле чувствовал себя очень несчастным. Он дрожал всем телом и тихо стучал зубами. Молча понурив голову, он ждал, что мать устроит ему форменную трёпку. Пусть делает что хочет, ему было всё равно.
– Давай-ка быстренько снимай мокрые вещи! – сказала мама и стала ему помогать. – Сдается мне, ты заболел, Герочка. Похоже, ты здорово простудился.
Давно уже она не называла его Герочкой.
Она отвела его в гостиную и приложила ладонь ко лбу.
– Да у тебя, сынок, температура, – встревожилась она.
В спальне заплакала сестрёнка.
– Клара зовёт, – заметил Герман.
– Да-да, – ответила мама, – но сейчас в первую очередь надо позаботиться о тебе, Герочка. Пойдём, я сделаю тебе горячую ванну, а потом ты ляжешь в постель, и я поставлю тебе компресс.
И всё это время мама не спрашивала его о том, что он
